О бестактности

Будь моя воля, я бы к семи смертным грехам добавила бы еще один - бестактность. Чем она лучше чревоугодия или лени?
Моей подруге было пять лет, когда один дядька, родной брат ее бабушки, сказал, что родимое пятно у нее на шее - это уродство. Девочка всю школу проходила в школьной форме с воротником-стойкой. Операцию делать нельзя, так как пятно близко к кровеносным сосудам.
Мне в шестилетнем возрасте учительница сказала, что это уродство писать левой рукой. Переучивали. Я рыдала и не хотела в школу.
В Германии, в туристическом автобусе, некая бабка ляпнула, глядя на моего десятилетнего сына: "У него уродливые зубы. Надо делать выпрямление". Я громко посоветовала ей заткнуться и следить за своими зубами. Зубы ребенку я сделала, и это было в плане: врачи советовали делать это не ранее одиннадцатилетного возраста. Хотя откуда это надо было знать бабке? Просто ляпнула, мол, умная.
На презентацмях мне частно говорят:
- А вы на фото на книжке моложе.
- А сколько вы получаете за книги?
- Вы сами пишете?

Чего пишу? Не хочу идти на книжную ярмарку. Не хочу выступать перед пенсионерами. Я - не Арбатова, я понимаю, что это наши чьи-то бабушки и дедушки, и что они - активная публика на таких презентациях. Но я не хочу портить себе настроение.

О бестактности

Будь моя воля, я бы к семи смертным грехам добавила бы еще один - бестактность. Чем она лучше чревоугодия или лени?
Моей подруге было пять лет, когда один дядька, родной брат ее бабушки, сказал, что родимое пятно у нее на шее - это уродство. Девочка всю школу проходила в школьной форме с воротником-стойкой. Операцию делать нельзя, так как пятно близко к кровеносным сосудам.
Мне в шестилетнем возрасте учительница сказала, что это уродство писать левой рукой. Переучивали. Я рыдала и не хотела в школу.
В Германии, в туристическом автобусе, некая бабка ляпнула, глядя на моего десятилетнего сына: "У него уродливые зубы. Надо делать выпрямление". Я громко посоветовала ей заткнуться и следить за своими зубами. Зубы ребенку я сделала, и это было в плане: врачи советовали делать это не ранее одиннадцатилетного возраста. Хотя откуда это надо было знать бабке? Просто ляпнула, мол, умная.
На презентацмях мне частно говорят:
- А вы на фото на книжке моложе.
- А сколько вы получаете за книги?
- Вы сами пишете?

Чего пишу? Не хочу идти на книжную ярмарку. Не хочу выступать перед пенсионерами. Я - не Арбатова, я понимаю, что это наши чьи-то бабушки и дедушки, и что они - активная публика на таких презентациях. Но я не хочу портить себе настроение.

Хохма, сказанная дважды, уже не хохма

По телевизору передали, что некая гримерша подала в суд на некоего артиста за то, что он во время гримирования шарил у нее под свитером руками. После президента и министра юстиции какой-то артист... Мелеет публика.
Меня тоже гримировали телевизионные гримерши. И я просто не представляю, как можно шарить у нее под свитером без ее на то согласия, когда она карандашом лезет мне в глаз. Так же можно без глаза остаться!
Чувствую, что жизнь проходит и не на кого подать. О! Вспомнила! Меня космонавт Гречко на коленки сажал. А когда мне надоело, он меня с коленок снял, на пол поставил, по попке шлепнул и я убежала. Интересно, подойдет кандидатура?

Хохма, сказанная дважды, уже не хохма

По телевизору передали, что некая гримерша подала в суд на некоего артиста за то, что он во время гримирования шарил у нее под свитером руками. После президента и министра юстиции какой-то артист... Мелеет публика.
Меня тоже гримировали телевизионные гримерши. И я просто не представляю, как можно шарить у нее под свитером без ее на то согласия, когда она карандашом лезет мне в глаз. Так же можно без глаза остаться!
Чувствую, что жизнь проходит и не на кого подать. О! Вспомнила! Меня космонавт Гречко на коленки сажал. А когда мне надоело, он меня с коленок снял, на пол поставил, по попке шлепнул и я убежала. Интересно, подойдет кандидатура?

Я с него тихо попискиваю

Эйфория у любовника продолжается. Ему дали кабинет. Большой! С окном! Все знают, что по окну судят о престиже программиста. Какой ты программист, если сидишь в кубике с искусственным освещением? Так у него теперь окно. Но не только. У него теперь большой полированный стол. Нет, два стола! Буквой Т!
Я говорю:
- Ну теперь будешь заседания проводить, большой начальник.
Он:
- Ты что! На таком длинном столе так удобно блондинок трахать!
Вот теперь думаю, когда ж успел-то?

Я с него тихо попискиваю

Эйфория у любовника продолжается. Ему дали кабинет. Большой! С окном! Все знают, что по окну судят о престиже программиста. Какой ты программист, если сидишь в кубике с искусственным освещением? Так у него теперь окно. Но не только. У него теперь большой полированный стол. Нет, два стола! Буквой Т!
Я говорю:
- Ну теперь будешь заседания проводить, большой начальник.
Он:
- Ты что! На таком длинном столе так удобно блондинок трахать!
Вот теперь думаю, когда ж успел-то?

Не правда ли, напоминает ЖЖ-шную публику?

Читаю подаренную книгу "Москва в очерках 40-х годов XIX века". Получаю неизъяснимое наслаждение. Мемуарист Вистенгоф описывает московское дворянство и купечество, чиновников и священнослужителей. Картины старой Москвы предстают словно на полотнах Кустодиева.
А этот отрывок я читала с особым удовольствием. Времена другие, а лица все те же.

Молодые люди этого круга большею частью фаты, самые злейшие, безалаберные европейцы, необузданные, бессовестные львы, каких только видел свет Божий от Адама до нашего времени. Главная их цель: блистать в обществе своею не всегда занимательною наружностью, сомнительною любезностью, модным фраком, в котором всегда стараются перехитрить существующую моду для того, чтоб быть более заметными. Они-то имеют «странное поползновение к отращиванию незаконных усов и бороды, а иногда каких-то песиков". Говорят и судят обо всем, часто ни в чем не имея никакого толку и понятия, добиваются, чтобы, ничего не делая, попасть в камер-юнкеры или схватить крестик, всегда показывают вид, что им все надоело и они все видели, между тем как они ничего не видали, а занимают их сущие пустяки — именно то, чтоб ими занимались.
Иные из них нестерпимые педанты, пишут даже стихи и пробираются в литераторы; в этом-то классе людей являются: никем непонятые поэты, люди, которых не сумели оценить на поприще гражданской службы, расстроившиеся спекулянты, рано промотавшееся моты, несчастно-влюбленные, глупые от рождения. Некоторые из них, окружив себя громадами книг в кабинетах, занимаются следующими предметами: старинным вопросом о начале всех начал, определением, утратилась ли какая-нибудь часть вечности от существования ее в природе, что вероятнее: и immermarende nichts или immer marende alles, есть ли возможность превращения всего в ничто, добродетель и зло суть ли только одни условия или они нам предписаны законом естественным, есть ли возможность чтоб не существовало прошедшее, может ли существовать мысль отдельно от тела и т.п., от чего кружится голова, портится мозг, теряется рассудок; или, углубляясь в пружины политики иностранных держав, они, не зная истории своего отечества, следят без всякой нужды и цели за тем, что сделали доброго Кабрера, и китайцы с англичанами; занимаются разысканием законов, которыми управлялись допотопные государства, исследованием состояния шелковых фабрик во время царствования Семирамиды или генеалогию всех китайских мандаринов.

Замените "громады книг" на поисковые системы, да больше ничего и не надо.

Не правда ли, напоминает ЖЖ-шную публику?

Читаю подаренную книгу "Москва в очерках 40-х годов XIX века". Получаю неизъяснимое наслаждение. Мемуарист Вистенгоф описывает московское дворянство и купечество, чиновников и священнослужителей. Картины старой Москвы предстают словно на полотнах Кустодиева.
А этот отрывок я читала с особым удовольствием. Времена другие, а лица все те же.

Молодые люди этого круга большею частью фаты, самые злейшие, безалаберные европейцы, необузданные, бессовестные львы, каких только видел свет Божий от Адама до нашего времени. Главная их цель: блистать в обществе своею не всегда занимательною наружностью, сомнительною любезностью, модным фраком, в котором всегда стараются перехитрить существующую моду для того, чтоб быть более заметными. Они-то имеют «странное поползновение к отращиванию незаконных усов и бороды, а иногда каких-то песиков". Говорят и судят обо всем, часто ни в чем не имея никакого толку и понятия, добиваются, чтобы, ничего не делая, попасть в камер-юнкеры или схватить крестик, всегда показывают вид, что им все надоело и они все видели, между тем как они ничего не видали, а занимают их сущие пустяки — именно то, чтоб ими занимались.
Иные из них нестерпимые педанты, пишут даже стихи и пробираются в литераторы; в этом-то классе людей являются: никем непонятые поэты, люди, которых не сумели оценить на поприще гражданской службы, расстроившиеся спекулянты, рано промотавшееся моты, несчастно-влюбленные, глупые от рождения. Некоторые из них, окружив себя громадами книг в кабинетах, занимаются следующими предметами: старинным вопросом о начале всех начал, определением, утратилась ли какая-нибудь часть вечности от существования ее в природе, что вероятнее: и immermarende nichts или immer marende alles, есть ли возможность превращения всего в ничто, добродетель и зло суть ли только одни условия или они нам предписаны законом естественным, есть ли возможность чтоб не существовало прошедшее, может ли существовать мысль отдельно от тела и т.п., от чего кружится голова, портится мозг, теряется рассудок; или, углубляясь в пружины политики иностранных держав, они, не зная истории своего отечества, следят без всякой нужды и цели за тем, что сделали доброго Кабрера, и китайцы с англичанами; занимаются разысканием законов, которыми управлялись допотопные государства, исследованием состояния шелковых фабрик во время царствования Семирамиды или генеалогию всех китайских мандаринов.

Замените "громады книг" на поисковые системы, да больше ничего и не надо.